Очевидно или нужны доказательства?

Пьер Скрябин

Для учеников Лакана само собой разумеется, что продолжительность сессии соотносится с речью анализанта. Но нет уверенности в том, что идеи, которые Лакан передал нам в своем учении и практике, являются столь же ясными для тех, кто сегодня на него ссылается. Рассмотрим короткую сессию. Хотя она по-прежнему вызывает пароксизмальное отторжение со стороны МПА, все же кажется, что радикальная для Лакана краткость сессий имеет тенденцию смягчаться у его учеников.

В 2000 году в Буэнос-Айресе я затронул вопрос: «Почему сессия может быть короткой?». Сегодня я добавляю к нему следующее: «Почему сессия должна быть короткой?», опираясь на три веские причины этой не столь уж очевидной очевидности.

Скандирование

Первый семинар начинается с отсылки к мэтрам дзен. Вмешательство аналитика — скандирование — Лакан в дальнейшем сравнит с ударом посоха мастера дзен; и в самом деле, гладкая палка, которой мэтр ударяет между лопаток, приносит ученику эффект облегчения — это вмешательство Другого, которое прерывает вызванные позой медитирующего мучения и позволяет сессии продолжиться. Отметим, что общей чертой цели анализанта и ученика дзен является избавление от смысла — наслаждающегося смысла (le sens joui), как впоследствии скажет Лакан, — и речь при этом идет о субъективной вовлеченности, иными словами, о выборе позиции субъекта.

Продвигаемый Лаканом термин «анализант» призван это подчеркнуть. Быть субъектом в анализе, анализантом, не сводится ко времени нескольких еженедельных сессий, каким бы оно ни было. Аналитический опыт, так же как и опыт дзен, вовлекает субъекта «на полную занятость». Нельзя быть анализантом «на полставки». Положение анализанта — непрерывное состояние, которое не сводится к одной сессии, и акты аналитика — скандирование, интерпретация — поддерживают это состояние, помогают ему длиться, продолжаться между сессиями точно так же, как удар посоха мастера дзен позволяет продолжить медитацию.

Ход сессии заключается в том, чтобы расположить в ней последствия предпринятого аналитического акта, изобрести скандирование, служащее продолжению работы, продолжению аскезы анализанта. Сессия сама по себе оказывает эффект разрыва непрерывности, сама по себе является скандированием, размыканием, то есть моментом открытия бессознательного с сопровождающими его последствиями в виде находки и удивления. Это хорошо показывает клиническая виньетка. В начале сессии анализант приходит к размыканию семейных недомолвок после смерти младшего брата с аутизмом:

— В день его смерти мы говорили втроем…

— Втроем? — прервал я его.

— Ну да, все трое: родители, сестра и… я забыл посчитать себя!

Остановленная на этой фразе короткая сессия открыла работу над идентификациями, которые удерживали субъекта в зависимом положении по отношению к умершему брату.

Результат сессии не зависит от ее продолжительности. Более того, чем она короче, тем лучше исполняет роль истинного скандирования, которое дает импульс работе, пробуждает, разгружает субъекта простым фактом того, что аналитик совершает акт на основе акта и усилий самого субъекта.

Но не будем придерживаться того, что это является стандартом! Лакан, проводивший ультракороткие сессии, проводил и длительные; однажды я пробыл у него почти четверть часа — целую вечность — и с тех пор меня никогда больше не расстраивала краткость сессий. Отметим также, что интенсивность переноса, который работал по отношению к Лакану и позволял пройти через все фрустрации, не подходит для всех и каждого. Мы должны учитывать, чем является перенос для каждого анализанта, какую фрустрацию может вынести субъект и каким будет слово, которое он предоставит.

Лакан высветлил абрис аналитической сессии: чистое скандирование, чистая запись — в самый точный момент, который смещает каждого субъекта с того места, где он находится, в процессе его труда в позиции анализанта и в неизвестности его желания. Такова наиболее радикальная функция аналитического акта, где вызывается желание аналитика. Будь то даже в отсутствие (in absentia). Не так давно один анализант, которого реальность вынуждала порой пропускать сессии, сказал мне следующее: «Даже когда я пропускаю сессию, анализ продолжает работать; что бы я ни делал в то время, когда наступает момент сессии, меня переносит в другое пространство-время, и я занимаюсь анализом». Этот особый случай (из которого не стоит делать вывод, что анализ может довольствоваться пропущенными встречами) проливает свет на функцию чистого скандирования сессии.

Функция спешки

Вторая причина касается влияния сессии на речь субъекта. Лакан дает ключ к этому вопросу в двадцатом семинаре, «Еще», в связи с функцией спешки, которую, как он отмечает, «тезирует» объект а, то есть делает ее тезисом.

Лакан напоминает, что время сессии не предназначено для того, чтобы выслушивать умствования субъекта, какими бы элегантными и толковыми они ни были. Время сессии стремится ко встрече с бессознательным, с возникающим в нем Реальным, с невыносимым, которое оно влечет за собой. Сессия — это не уклонение, а стрельба в цель, которая оказывается провальной или успешной, но успешной может быть лишь в том случае, если включает в себя акт анализанта: сказать то, что должен сказать, позволить себе встречу с tuchè. Короче говоря, речь идет о решительном шаге. И для этого нужно не время, а смелость. Это работает с поспешностью. Усердный воин не медлит, он действует.

При краткости сессии уже не может быть и речи о том, чтобы ходить вокруг да около, нужно быстро выложить все карты на стол. «Это не то, что я хотел сказать», — ответил бы субъект в спешке, удивленный тем, что у него «вышло». «Я всегда боялся, что мать хочет сожрать мой половой орган», — такова формулировка, торопливо оброненная субъектом, которого я подгоняю с помощью: «Да?» — столь же вопросительного, сколь и требовательного; нечто сказано (dit), и тем самым запрещено (interdit), и сессия должна быть прервана. В спешке приглаженная речь споткнется, ускользнет, проявится что-то от причины желания, что разорвет вуаль фантазма.

Здесь происходит встреча с объектом — не на стороне влечений, которые удовлетворяются своим единственным движением, заключающимся в том, чтобы упустить объект, а на стороне внезапного появления, разрыва. Полная речь, бессмыслица, загадка, tuchè, взгляд на собственное наслаждение, — у Лакана будет много терминов, чтобы описать эту встречу, к которой стремится каждая сессия.

Это незавершенная встреча с тем, что объект остается неуловимым, а также с тем, что встреча потому и успешна, что неудовлетворена. В самом деле, на сессии речь не идет об удовлетворении ни субъекта, ни тем более аналитика. В этом и коренится эффект истеризации в лечении.

Потеря наслаждения

Третья веская причина станет ясной, исходя из темы наслаждения. Краткость сессии направлена на то, чтобы освободить субъекта от захваченности смыслом, иными словами, она проходит через необходимость преодолеть воображаемую фрустрацию. Краткость толкает речь субъекта к высказыванию, направленному на невозможное Реальное; таким образом, приводит его к осознанию реального лишения, структурной неудовлетворенности, которая лежит в основе любого опыта. Наконец, краткость заставляет субъекта согласиться с утратой наслаждения, со структурной потерей, имеющейся у любого говорящего существа и являющейся ценой доступа к языку: таково определение самой кастрации.

Это противоречит стандартам МПА. Отказ от концептуальных изобретений Лакана приводит только к «уступкам своему наслаждению», со стороны как анализанта, так и аналитика; в лучшем случае — к бесконечному блужданию в трясине воображаемого, а в худшем — к сведению аналитического опыта к психологизирующей психотерапии: короче говоря, к погружению в наслаждение болтовней.

Напротив, опыт стремится к тому, чтобы субъект увидел, каково его наслаждение, измерил его, примирился с ним или же отделился от него, а скорее, смог его изменить.

В этой связи я приведу пример одного анализанта, для которого такой эффект маятника мог быть вызван в результате систематического прерывания сессий каждый раз на одном из двух полюсов, где возникало его наслаждение: либо в виде амбивалентной угрозы, адресованной отцу, либо в виде инцестуозной ревности, направленной на сестру.

Каждое скандирование, производящее разрыв в той точке, где возникает наслаждение, дает анализанту возможность его увидеть и указывает на меру — причину — структурной потери, на которую субъект должен согласиться, чтобы получить доступ к своему желанию. Такова задача каждой сессии. Все, что относится здесь к наслаждению субъекта, касается каждого из типов наслаждений, выделенных Лаканом: наслаждения смыслом (le sens joui) в воображаемых проявлениях, в том числе в фиксации наслаждения, которую поддерживает фантазм; фаллического наслаждения, являющегося наслаждением симптомом, но также и словом, фонемой; а-сексуального наслаждения, которое имеет отношение к объекту а как таковому, регистру, где прописано наслаждение влечений в различных формах; наконец, Другого наслаждения, запретного, неясного и загадочного. Аналитический акт направлен на наслаждение в каждом из этих регистров, которые необходимо выявить и не упустить.

В заключение

Сессия должна быть короткой не только для анализанта, но и для аналитика. Лакан показал нам путь, который труден. Он отличен от того, чем является отчет времени из давно устаревшего стандарта.

Короткая сессия — направление, соответствующее структуре опыта, нестандартизируемая необходимость практики, связанная с пульсацией бессознательного, которое, как напоминает Лакан, имеет отношение не только к субъекту, но и к Другому, аналитику; как уточняется в двенадцатом семинаре: «между субъектом и Другим, бессознательным, — разрыв с помощью акта».

Короткая сессия задействует как для анализанта, так и для аналитика измерение акта. Его единственная опорная точка — этика, включающая этику самого аналитического акта.

Ссылка на оригинал статьи:

https://www.cairn.info/revue-la-cause-freudienne-2004-1-page-111.htm

Работа над статьей — участники

семинара по переводам психоаналитических текстов

Текст перевода представлен для ознакомления,

переводчики не извлекают никакой коммерческой выгоды

и не преследуют цели его распространения.